28 ноября Святая Церковь творит память святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Божественную литургию в нашем храме совершил священник Максим Соловьев.

В первые три века от Р.Х. время от времени вспыхивали ужасные гонения на христиан. Десятое из них, которое было и последним, длилось дольше других и было весьма жестоким по сравнению со всеми предыдущими. Кровь христианская лилась на восток и запад Римской Империи.

Как беспощадно проливалась невинная кровь, можно видеть хотя бы из того, что в Египте за один месяц было убито 17 тысяч христиан; в Никомидии (Малая Азия) в праздник Рождества Христова было сожжено 20 тысяч верующих; во Фригии (Малая Азия) целый город, населённый христианами, был предан огню; в Киликии (Малая Азия) за веру и Христа приняли смерть 2395 воинов и с ними — св. Андрей Стратилат; в Сирии предали смерти целый полк вместе с их начальником св. Маврикием.

ФОТОАЛЬБОМ

В это же, десятое, гонение пострадали св. мученик Гурий, Самон и Авив. Святым Гурию и Самсону, после страшных мучений, отсекли головы, а через несколько лет в тот же самый день — 15 ноября — диакон Авив был сожжён на костре. Все они пострадали в сирийском городе Эдесса. Когда, наконец, прекратилось гонение, и император Константин Великий объявил, что отныне христиане могут спокойно исповедовать свою религию и строить храмы, эдесские христиане воздвигли церковь во имя мучеников Гурия, Самсона и Авива и в ней в одном ковчеге положили мощи их. Здесь много свершилось чудес по молитвам святых мучеников; об одном из них, самом удивительном, будет повествование.

Эдесса располагалась далеко на востоке Греческой Империи, — сразу же за рекой Евфрат, — и часто подвергалась набегам диких племён. Случилось однажды так, что на эту окраину Греческой Империи напали варвары и подступили к самой Эдессе. Но город, окружённый стенами, долго и мужественно защищался, пока не подошли на помощь ему посланные императором войска. В числе греческих воинов был один, родом гот, которому назначено было жить в доме вдовы, по имени София.

Единственным утешением этой одинокой женщины была её дочь Евфимия, девица прекрасная лицом и чистая нравом. Жила Евфимия, по восточному обычаю, на женской половине дома и никогда не показывалась на улице с открытым лицом, так что воин, живший у них, долгое время и не догадывался, что у хозяйки есть дочь. Но вот как-то случайно Евфимия попалась-таки ему на глаза. Девушка понравилась воину, и стал он добиваться руки Евфимии.

София же и слушать о том не желала. Выдать свою единственную, любимую дочь за случайного человека, который сегодня здесь, а завтра по приказу может уйти в некую далёкую страну, — это казалось ей большим несчастьем. Отдать своё детище чужому, практически незнакомому человеку и, может быть, никогда больше не увидеть родного, милого лица — такое было не по силам одинокой женщине. И София наотрез отказала готу.

Воин разгневался.

— Если ты не отдашь свою дочь за меня, — сказал он Софии, — то я не уйду отсюда без того, чтобы не наделать вам беды! — Но потом, видя, что и угрозами ничего не достигнуть, гот принялся ласками, подарками, просьбами и клятвами уговаривать женщин.

— Ты увидишь, — говорил он матери, — как будет счастлива твоя дочь со мной! Я озолочу её. Все мои богатства отдам ей, она станет полной хозяйкой в моём доме.

В конце концов, и угрозами, и льстивыми обещаниями готу удалось довести бедную вдову до её согласия на брак дочери. Но материнское сердце заранее предчувствовало беду, и потому в скорби своей София взмолилась к Господу:

— Ты, Господи — Отец сирот и Судия вдовиц! Не оставь нас без помощи в эту минуту, когда я решаюсь доверить мою бедную дочь чужестранцу. Тебя избираю я свидетелем его клятв и обещаний. Защити моё чадо от беды и напасти!

Сразу после свадьбы для Евфимии прошло несколько спокойных и, по-видимому, счастливых месяцев. Она ожидала ребёнка. В это время из столицы пришёл указ войску возвратиться в Царьград. Зять с молодой женой стали готовиться к отъезду, а для Софии началось самое тяжёлое время: одна лишь мысль об одиночестве приводила её в ужас, ей стало казаться, что легче умереть, чем отпустить от себя дочь.

В день отъезда безутешная вдова, взяв с собою и дочь, и зять, пошла с ними в церковь святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Подведя мужа к мощам святых, она сказала ему: Не отпущу с тобой Евфимии, покуда ты не поклянёшься именем святых мучеников, что не сделаешь ей ничего плохого и не причинишь ей зла, а будешь любить и беречь её и всегда поступать с ней по чести. Наглый гот, положив руку на гробницу мучеников, пообещал, что до конца своей жизни будет почитать и любить свою молодую жену. София же, обратясь к святым мощам, словно бы к самим живым мученикам, воскликнула:

— Вам, святые страдальцы вручаю дочь мою и через вас отдаю её этому чужеземцу.

Помолившись, они расстались: София пошла домой оплакивать своё одиночество, а гот и его жена двинулись в дальний путь. Тяжела была для Евфимии разлука с матерью; много слёз пролила она от мужа в тайне, — ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она любит свою мать больше, чем его. Но время взяло своё: к концу путешествия она окончательно успокоилась, повеселела и даже стала интересоваться тем, что окружало её. Вдруг муж резко окрикнул её и приказал снять все драгоценности и переодеться в простое и грубое платье.

— Если хочешь остаться в живых, — сказал он, — то забудь, кто ты такая и называй меня не женой моей, а пленницей. Когда же достигнем мы дома, ты станешь рабыней моей настоящей жены. Слушайся её во всём и молчи про наш брак, а не то я убью тебя вот этим самым мечом! Евфимия слушала угрозы мужа, дрожа от страха, и, даже видя в его руках обнажённый сверкающий меч, не сразу поняла весь ужас своего внезапно изменившегося положения.

— Где же любовь твоя ко мне? — спросила она. — Где твои клятвы? Для тебя я оставила мать, родных и родину, любила тебя нелицемерно, верила словам твоим. Теперь же за всё это ты платишь мне угрозами, вместо мужа становишься мучителем. Завёз ты меня сюда на погибель мою. Ни упрёки, ни слёзы, ни причитания, ни горестный вид ещё совсем недавно весёлой и довольной Евфимии не тронули вероломного сердца гота и не изменили планов его. И что было делать беззащитной женщине, одной в чужой стране, не зная языка…? Даже пожаловаться некому. Оставалось только одно — оплакивать свою бедную участь и молиться святым мученикам, у гроба которых неверный муж поклялся любить и не обижать её.

Полная тревожных предчувствий за себя и за своего будущего ребёнка въехала Евфимия во двор гота, и сразу же начались для неё нравственные пытки и унижения. Первым из вопросов жены гота был:

— Что это за девица, и откуда ты привёл её?

— Это пленница, — ответил тот. — Я дарю тебе её, как рабыню.

— Но она не похожа на рабыню. Её прекрасное лицо говорит, что она свободная женщина и не была рабыней никогда.

— Да, ты права, — сказал гот. — В Эдессе она была свободной, а теперь будет твоей рабыней.

— Евфимия, слыша эти речи, не переставала взывать к святым мученикам: “Святые мученики, помогите мне в беде моей! Пожалейте меня, избавьте от злого насилия!”

Ей пришлось исполнять грязную и тяжёлую работу по дому. Госпожа её будто задалась целью сжить свою рабыню со света и заставляла работать сверх сил с раннего утра до поздней ночи. Ни покоя, ни отдыха, ни утешения — ничего не было у бедной Евфимии. Наконец, пришло время родиться ребёнку. В Евангелии сказано, что когда жена родит младенца, то уже не помнит скорби от радости, но для Евфимии рождение сына принесло лишь новую скорбь: ревнивая госпожа, видя, как младенец похож на её мужа, решила отравить мальчика. И однажды, когда Евфимии не было дома, она напоила ребёнка смертным зельем. Одна беда шла за другой, и несчастная молодая женщина уже начала терять рассудок, — она не знала, что делать ей в её положении. Злое чувство подсказывало ей, что госпожа виновата в смерти младенца, и чтобы проверить своё подозрение, Евфимия собрала на тряпочку пену со рта умершего сына.

— Несомненно, это её рук дело, — сказала Евфимия. — Сколько незаслуженных обид приняла я, сколько проклятий выслушала от неё! Сколько раз она грозилась извести нас с сыном обоих! Спустя несколько дней пришлось Евфимии подавать к столу. Она тайком смочила тряпочку с пеной в чаше госпожи своей, и та в эту же ночь умерла. На её пышные похороны, которые устроил гот, собрались все его родные и знакомые. Поминки длились несколько дней и, конечно, как всегда это бывает, только и разговоров было, что об усопшей и о причинах её внезапной смерти.

— Это дело рук твоей пленницы, — говорили соседи готу. — Мы же знаем, что она никогда не ладила с госпожой. А тут ещё ребёночек её умер… Не иначе, как она и отравила твою жену. Все были уверенны в виновности Евфимии и решили, не обращаясь в суд, поступить с ней по тогдашнему варварскому обычаю, то есть похоронить её живой в одной гробнице с умершей. Открыли склеп, бросили туда несчастную Евфимию и закрыли снова, привалив большой камень.

Ужас охватывает сердце при одной только мысли, что живого человека можно запереть в тёмном, тесном и смрадном месте, рядом с разлагающимся трупом. Евфимия, обречённая на неизбежную гибель, обратилась всем сердцем к Богу и молила Его из глубины души:

— Дай, Господи Боже, сил! Ты видишь горесть сердца моего и бедственное моё положение в этом смрадном склепе. Ты знаешь, что именем Твоим поклялся вероломный гот не причинять мне никакого зла. Помилуй меня, Боже мой, ради святых мучеников Гурия, Самона и Авива, поручительству которых доверила судьбу мою бедная мать!

Вдруг гробница, вместо смрада и тьмы, наполнилась светом и благоуханием, и святые мученики явились Евфимии с радостной вестью: — Не бойся, — сказали они. — Скоро будешь ты спасена!

С благоговением взирала Евфимия на святых, и сердце её радостно билось. В этом чувстве великой радости она и задремала. А пробудившись, услышала она церковное пенье и снова увидела перед собой святых мучеников.

— Радуйся, Евфимия, — сказали они. — Мы исполнили наше обещание, — ты свободна, иди с миром к матери твоей!

Евфимия с изумлением осмотрелась вокруг себя и увидела стены знакомого храма, знакомые иконы, горящие свечи и услышала пение. Она была уже не в мрачном склепе, а у себя в Эдессе, в церкви своих поручителей. Со слезами радости припала она к святым мощам и восторженными восклицаниями выразила им всю свою благодарность. Подошел пресвитер, и она рассказала ему свою ужасную и чудную повесть. Тотчас же послали за Софией. Не было границ радости обеих: и матери, и дочери. Бросившись в объятия друг другу они долго рыдали и не могли промолвить ни слова.

Немного успокоившись, София спросила: — Как же ты очутилась здесь, дочь моя? И почему на тебе такое бедное и жалкое платье?

Евфимия рассказала о всех своих несчастиях и о внезапной помощи, оказанной ей святыми мучениками. При этом рассказе сердце Софии таяло от жалости, и все слушавшие удивлялись и прославляли Бога и Его святых Гурия, Самона и Авива. Припавши к гробнице святых мучеников, мать и дочь пробыли там целый день в благочестивых и благодарных молитвах и только поздно вечером оставили церковь и возвратились к себе, хваля Бога и рассказывая всем, как Господь явил на них Свою великую милость.

Но история на этом не заканчивается. Нам ещё нужно поведать о том, как Господь наказал клятвопреступника и за смерть жены, и за смерть ребёнка. Спустя несколько лет персы напали на восточную границу Греческой Империи. Из Царьграда было послано войско, в котором находился и известный нам воин-гот. Будучи уверен, что тёща его София ничего не знает о судьбе своей дочери, он зашёл к ней, думая передать, якобы, привет от Евфимии. София приняла его спокойно и стала расспрашивать о дочери и внуке, о путешествии, мол, не было ли оно слишком трудным для молодой женщины, ожидающей ребёнка.

— Молитвами твоими Господь помог нам доехать до дому. Дочь твоя здорова, и у нас родился мальчик. Он уже начал говорить. Если бы поход не был назначен столь внезапно, — продолжал гот, — то Евфимия и сама могла бы приехать сюда, чтобы порадовать тебя внуком. София едва смогла дождаться конца фразы, — сердце её уже кипело гневом на лжеца и клятвопреступника.

— Обманщик и убийца! — воскликнула она. — Как ты можешь так нагло врать?! Как у тебя поворачивается язык говорить о моей дочери и внуке?! Внук погиб из-за тебя, а дочь, если бы не помощь Божия, тоже была бы уже на том свете!

В это время вошла в дом Евфимия.

— Ты знаешь, кто эта женщина? — спросила София. Не дожидаясь ответа, она выбежала на улицу и стала созывать народ. Гот же, глядя на Евфимию, не верил своим глазам. От неожиданности он как бы окаменел и не мог сдвинуться с места. Его схватили и посадили под стражу. Местному епископу было подано подробное описание случившегося, и он представил его военачальнику греческого войска. Военачальник немедленно вызвал к себе обеих женщин и велел привести преступника.

— Правда ли то, что здесь написано про тебя? — спросил его военачальник.

— Всё правда, — не запираясь, ответил гот.

— Несчастный! — воскликнул военачальник. — Как ты не побоялся Господа? Как ты дерзнул принести заведомо ложные клятвы?! Как ты не пожалел девицы, оказавшей тебе доверие и любовь?! За всё это ты примешь должное воздаяние! Как ни упрашивали военачальника оказать милость преступному воину, он оставался непреклонен.

— Если мои воины, — сказал он, — будут позволять себе подобное, то моё войско станет не христолюбивым воинством, а бандой разбойников.

И гот был казнён.

Сбылись на нём слова псалма: » Люди кровожадные и лживые не доживут и до половины