1 июня Церковь творит память святого благоверного князя Димитрия Донского. Божественную литургию в нашем храме совершил настоятель священник Максим Соловьев.

О детстве сына Иоанна Красного известно совсем немного. В 1359 году великий князь Иоанн Иоаннович после шести лет княжения на 33-м году от рождения преставился в схиме, оставив двух сыновей — 9-летнего Димирия и младшего — Иоанна.

"Воспитан же был он в благочестии и славе, с наставлениями душеполезными", говорится о будущем великом князе в "Слове о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя рускаго".

Постепенно "собирание русских земель", война с Мамаем и Куликовская битва полностью сосредоточили на себе внимание его биографов. Вот и в "Книге степенной царского родословия" — памятнике середины XVI века — после похвал благочестию Димитрия Иоанновича, желавшего в жизни подражать "многотрудному животу преподобных отец" и стремившемуся "равен мучеником быти", сразу идет рассказ о войне с Мамаем, почерпнутый из "Летописной повести".

Кроме того, там говорится, что его наставниками были выдающиеся подвижники: митрополит Алексий и преподобные Сергий Радонежский и Димитрий Прилуцкий. И первым среди них, конечно, был святитель Алексий. Князю Димитрию он с девяти лет заменил отца, и благодаря ему княжич рос в атмосфере Святой Руси, которую создавал "круг преподобного Сергия", к которому принадлежал и его воспитатель.

Но роль митрополита в делах государственных не сводилась только к духовной поддержке юного князя: после смерти Иоанна Иоанновича он стал фактически главой русских кнжеств — на него, возглавившего Боярскую думу, легла ответственность за весь ход политических дел на Руси.

В 1359 году великокняжеский титул отошел от Москвы: малолетнему князю Московскому Орда, где началась своя "великая замятня" (продолжительный период борьбы за власть), предпочла Суздальскго — Димитрия Константиновича, "мужа зрелого". И княжичу Димитрию с юных лет пришлось учиться терпению, мужеству и умению, преодолевая себя в смертельной опасности, действовать в обстановке совершенно непредсказуемой.

Ему, несмотря на малолетство, пришлось самому отправиться в Орду. Поездка эта, несмотря на смертельный риск, была нужна ему не только из политических соображений: он должен был, проплыв по трем русским рекам, собственными глазами увидеть землю, которой ему предстояло править, и соприкоснуться с врагом, с которым надо было уметь не только сражаться, но и договариваться. Возможно, именно для этого и благословил его святитель Алексий на опасный путь.

А в 1362 году в Орде произошел очередной переворот, и к власти пришел хан Амурат, который, как водится, объявил решения своих предшественников беззаконием и направил в Москву посла с великокняжеским ярлыком. Суздальский князь, естественно, с этим не смирился и даже занял Переяславль, чтобы не пропустить Димитрия во Владимир — венчаться на великое княжество. И тринадцатилетний Димитрий выступил в свой первый воинский поход, который, по счастью, закончился победой без битвы: устрашенный видом московских полков Суздальский князь бежал.

А юный великий князь Димитрий под руководством митрополита Алексия начал планомерно укреплять позиции Москвы и даже с Суздалем примирился, женившись в 1366 году на суздальской княжне Евдокии Димитриевне.

Все 20 лет своего правления он воевал — сорокалетнее относительное спокойствие на Руси закончилось в 1368 году: уничтожая все на своем пути, к Москве подошли войска Ольгерда Литовского. Великий князь и митрополит затворились в Москве. Осада, к счастью, была недолгой — Ольгерд снял ее через три дня, не решившись штурмовать новый каменный кремль. Но его ушедшие в Литву войска оставили за собой "выжженную землю".

Читая историю, не успеваешь следить за грозовыми тучами, то и дело налетающими на Московское княжество.

В 1371 году Твеской князь Михаил, которого за поддержку Литвы митрополит Алексий отлучил от Церкви, отправился к Мамаю просить ярлыка для себя. Мамай, которому Московский князь уже давно не выплачивал дань, охотно ярлык дал. А в Москву отправил посла Сары-хожа с оскорбительным приглашением Димитрию Иоанновичу во Владимир на великокняжеское венчание Михаила, но получил ответ: "К ярлыку не еду, а в землю на княжение Владимирское не пущу, а тебе послу, путь чист". Впрочем, встретили посла в Москве прекрасно, и задобренный Сары-хожа походатайствовал потом в Орде за Московского князя, чем в какой-то мере подготовил и дальнейший его успех.

А Димитрий тем временем перекрыл Михаилу путь во Владимир, введя — как в свое время Димитрий Суздальский — свои войска в Переяславль. А потом и сам отправился в Орду, чтобы прекратить происки Михаила, и вернулся в Москву с нужным ярлыком.

Но, несмотря на локальные победы дипломатии, большая война с Ордой неумолимо приближалась: в 1376 году русские захватили Волжскую Болгарию; в 1378-м войска Московского князя разбили войско, посланное Мамаем в Рязань. На пороге был грозный 1380 год. Напрасно великий князь Димитрий пытался умилостивить хана дарами: нужно было снова готовиться к войне.

Вот только на это он уже не мог — как раньше на все важные дела – взять благословение у митрополита Алексия: в 1378 году святитель скончался. Хуже того — для князя, который вообще ни одного значительного государственного решения не принимал без благословения Церкви, — в самой Русской церкви царили разброд и шатание.

Еще в 1371 году Литовский великий князь Ольгерд нажаловался на Московского митрополита, отлучившего от церкви его русских союзников, в Константинополь патриарху Филофею: что, мол, тот благословляет москвичей на войну с Литвой, освобождает вассалов Литовского великого князя от присяги на верность сюзерену и не заботится о пастве, живущей во владениях Ольгерда (хотя Ольгерд сам наложил на митрополита Алексия "санкции", закрыв ему въезд в свои владения). В Константинополе началось долгое судебное разбирательство. Весной 1374 года у митрополита Алексия с посреднической миссией побывал посол патриарха Киприан (впоследствии митрополит Киевский и всея Руси).

Ольгерд требовал поставить для его владений особого архиерея, угрожая в противном случае вместе с подданными принять католичество. И в 1375 году на Киевскую и Литовскую митрополию был поставлен патриарший посол Киприан: ведь святителю Алексию был закрыт доступ на те земли Киевской митрополии, которые находились под властью Литвы, и церковное управление там пришло в полное расстройство — на некоторых кафедрах не было епископов, а церковные земли захватывали миряне.

Впрочем, разделение митрополии было временным: после смерти митрополита Алексия вся территория Киевской митрополии должна была объединиться под властью Киприана. С известием об этом в Москву были направлены послы патриарха, которые должны были заодно произвести и "дознание о жизни Алексея" и рассмотреть выдвинутые против него обвинения.

В Москве такое решение патриарха, естественно, приняли в штыки и все обвинения против митрополита отвергли. И только мудрость святителя Алексия не допустила открытого столкновения с патриаршими послами.

Но перед лицом сближения Литвы и Орды, с которой уже шла открытая война, князь Димитрий не мог допустить на митрополичий стол в Москве человека, тесно связанного с Литвой. И по приказу великого князя митрополита Киприана со свитой по дороге остановили, сутки продержали под арестом и с позором выслали в Литву.

У Димитрия Иоанновича был свой кандидат на митрополичий стол — коломенский священник Митяй (Михаил), начальник великокняжеской канцелярии: после смерти святителя Алексия великий князь передал ему управление делами митрополии, и тот поселился на митрополичьем дворе.

Константинополю было не до московских распрей: после того как осенью 1376 года там низложили патриарха Филофея, его место занял патриарх Макарий. Но только московские послы получили его одобрение всем русским "рокировкам", как и он в 1379 году утратил патриаршество. Не зная об этом, князь Димитрий направил своего кандидата за утверждением в Константинополь, но тот до него не доехал — умер по дороге. И члены посольства, оказавшись в критической ситуации, приняли решение предложить в качестве кандидата на митрополичий стол архимандрита Горицкого монастыря Пимена.

Его и утвердили в 1380 году: Пимен стал митрополитом Великой Руси и Киева, а за Киприаном была сохранена Малая Русь и Литва — после смерти Киприана Пимен должен был объединить все земли Киевской митрополии под своей властью.

Но князь Димитрий категорически отказался признать рукоположенного без его ведома Пимена, и Москва перед Куликовской битвой осталась без митрополита — русское войско благословил Коломенский епископ Герасим, и только когда оно уже стояло на Дону, по летописным свидетельствам, "приспела грамота от преподобного игумена Сергиа и от святаго старца благословение".

За победу на Куликовом поле князь Димитрий стал именоваться Донским. Но обессиленной Руси после перенапряжения жизненно необходим был отдых, а у Московского князя, было немало врагов и помимо татар. И тогда преподобный Сергий, предотвращая столкновение великого князя с Олегом Рязанским и пролитие братской крови, добился, как говорит летопись, раскаяния Олега, хотя и не надолго.

В Троицком монастыре по погибшим на Куликовом поле воинам служились многочисленные панихиды; был учрежден особый день их ежегодного поминовения перед днем ангела великого князя Димитрия — Димитриевская родительская суббота.

И с митрополитом Киприаном князь смог наконец помириться — с разгромом Мамая отпала опасность литовско-татарского союза, и православный митрополит теперь, напротив, мог стать проводником влияния Москвы. В мае 1381 года владыку Киприана торжественно встретили в Москве как законного общерусского митрополита. А Пимена, когда тот осенью вернулся из Константинополя, по приказу князя сослали в Чухлому.

Впрочем, не всегда способный принять верное решение и даже вынужденный порой нарушать церковные правила, князь Димитрий тем не менее всегда пытался следовать заветам митрополита Алексия, и духовенство Северо-Восточной Руси было убеждено, что он — что бы ни делал — старается служить интересам православной Церкви. Поэтому все смены на митрополичьем столе не сталкивались с сопротивлением даже со стороны тех, кто в душе был с ними не согласен.

Да и сам князь вел себя мудро. Так, почитая преподобного Сергия святым старцем, он стерпел, когда после кончины святителя Алексия тот признал законным митрополита Киприана и, несмотря ни на что поддерживал с ним переписку. Однако, сочувствуя Киприану, и сам старец никогда не выступал против великого князя. Более того, по его просьбе ездил мирить его с Олегом Рязанским, был свидетелем при составлением Димитрием завещания и присутствовал на его похоронах.

Последние годы жизни великого князя были, вероятно, самыми трудными для него: осенью 1380 года, как свидетельствуют летописи, он впервые тяжело заболел; а через два года еще не успевшую оправиться от страшных потерь Русь опустошил Тохтамыш, великий князь из-за разногласий среди бояр не смог собрать достаточного войска и отправился за ратными людьми в Переяславль и Кострому, а в Москве тем временем началась осада. Хорошо еще, что великая княгиня с детьми и митрополит Киприан успели бежать до штурма, после которого Москву разграбили и сожгли. Убитых горожан вернувшемуся на пепелище великому князю пришлось, по преданию, хоронить на свои деньги.

Другим большим горем было возобновление старой вражды с Тверью: в 1383 году великий князь Димитрий был вынужден отправить в Орду своего старшего сына, одиннадцатилетнего Василия, чтобы отстоять великокняжеский ярлык. Ценой возобновления ежегодной дани Москве удалось оставить его за собой, но Василия два года держали в Орде заложником.

Мало-помалу князья свыкались с мыслью о необходимости подчиниться власти Московы, а в народе пробуждалось сознание нужды общими силами сбросить с себя ненавистное иго татар. Но Бог знает, смог ли бы достигнуть какого-нибудь успеха в этом великом деле князь Московский, предоставленный самому себе, без помощи Церкви и таких святых мужей, как митрополит Алексий и преподобный Сергий Радонежский.

19 мая 1389 года великий князь Димитрий Иоаннович преставился. Кончина его на 41-м году жизни поразила всю Русь — после Владимира Мономаха и Александра Невского никого так не любил и не чтил народ. Он был погребен в Архангельском соборе, рядом с его отцом, дедом и прадедом. И практически сразу — по свидетельству многочисленных источников — сперва в Москве, а потом и по всей Руси началось прославление князя. Хотя официально он был канонизирован лишь Поместным собором 1988 года.